Фургал рассказал об изощрённой пытке: Есть более тонкие способы воздействия

Это четвертая встреча в СИЗО - и самая грустная: обычно бодрый, веселый, на этот раз экс-губернатор выглядел сильно подавленным
#ДелоФургала
Телефон
Фото: ИА AmurMedia

3 августа 2020. Член Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Ева Меркачева встретилась с арестованным Сергеем Фургалом. По итогам посещения в "МК" вышла целая статья, сообщает ИА AmurMedia со ссылкой на аккаунт evamerkacheva.

На примере арестованного экс-губернатора Хабаровского края Сергея Фургала правозащитники хотят добиться изменения в статью 20 "Переписка" Закона о содержании под стражей, который позволяет следователям, по сути, наложить полный запрет на любые письма и телеграммы заключенного, в том числе адресованные ему.

За почти месяц своего заключения Фургал не получил ни одного письма даже от самых близких. И его письма, и телеграммы родным тоже не были отосланы. Причем, по данным "МК", даже правительственные телеграммы до арестанта не доходят. Заключенный считает это изощренным издевательством. Следователи лишь с недавних пор стали полностью цензурировать письма подследственного (до этого цензор СИЗО отправлял ему корреспонденцию арестанта в крайних случаях — если там увидел угрозы, шифровки, гостайну).

Пока члены СПЧ пытаются бороться за то, чтобы на свидания и звонки самым близким не требовалось разрешение следователя (соответствующий законопроект передали депутатам), представители "органов" пошли еще дальше — по факту запретили даже переписку.

В пятницу, 31 июля, Фургала вывезли на суд, после чего близкие заявили: с ним что-то происходит. Из бодрого и полного оптимизма человека он превратился в измученного и даже как-то резко постарел. Почему-то отказался от адвоката, которого нанял сын.

 "Его наверняка травят!" — стали писать в обращении в ОНК одни. "Может, его пытают?.."— предположили другие. За сутки ОНК получила рекордное число заявлений совершенно разных людей — от родственников заключенного до незнакомых ему сочувствующих. Все, замечу, с указанием фамилий и адресов. Никогда еще в истории ОНК подобного не было.

А еще люди писали мне, как члену ОНК Москвы: "Вы единственная ниточка, связывающая с ним, позволяющая узнать, жив ли он вообще".

И вот мы в "Лефортово". Это наша четвертая встреча в СИЗО с Фургалом — и самая грустная. Сразу оговорюсь: он жив и здоров. Обычно бодрый, веселый, на этот раз Фургал выглядел сильно подавленным. И видно было, что он устал. Но от чего?

— Я в полном вакууме, — начинает Фургал. — В глухой изоляции. Письма запрещены, звонки запрещены, свидания запрещены, адвокат не может пробиться ко мне.

— Вы до сих пор не получили ни одно письма?!

— Я же не буду вас обманывать. Пусть бы следователь хоть десять раз перечитал письмо от жены и сына, пусть бы вычеркнул все, что посчитал лишним, но отдал бы мне их! Он ничего не отдаёт. Я не могу этого понять. И ни одно мое письмо по-прежнему не ушло. Я лишен любого контакта с семьей.

— Согласно закону, все письма проходят цензуру, она осуществляется администрацией места содержания под стражей. Но "бедному" следствию мало просто держать заключенных в СИЗО месяцами и годами, не разрешать свидания и звонки, оно решило еще взять под контроль переписку. Лишь относительно недавно следователи стали выносить постановления, которые позволяют им принять всю цензуру на себя. В этом случае вся переписка — только через следователя, — прокомментаровал члена СПЧ Андрей Бабушкин.

И заключенные не получат писем и телеграмм, ему внушают — ты никому не нужен, тебя все бросили. Это изощренная система издевательства, прямо гестаповская. И это надо прекратить.

— Я не могу видеть адвоката, — продолжает Фургал. — Следователь не оставляет меня с ним наедине даже на пять минут, так что я не могу у него ничего спросить, не могу посовещаться. В СИЗО защитник не может пройти — очередь. Я лишен права на защиту.

В камеру мне приносят только "избранные номера газет", где нет ничего про Хабаровск. Я два года руководил краем, почему я не могу знать, как он живет? Меня тотально изолировали. А я судом еще не признан виновным.

— Те, кто обратились в ОНК, просили, чтобы мы узнали: нет ли синяков, следов незаконных медицинских манипуляций?

"Это не относится к условиям содержания", — вдруг прокричал сотрудник изолятора, чем изумил нас всех.

— Нет, меня не били. Мы живем в другие времена, есть гораздо более тонкие способы воздействия. Если бы я появился с фингалом, то было бы много вопросов и много бумажек пришлось бы писать всем. По поводу манипуляций­ — знайте, я написал заявление, что против любых манипуляции. Я придерживаюсь здорового образа жизни, но если что-то случится — то пусть вывезут в больницу.

— Но зуб вам тут вылечили?

— Да. Хороший стоматолог, оборудование хорошее. Пломбу поставили.

— С сокамерником лучше, чем одному?

— Однозначно. Я читаю, взял книгу про счастье, один из авторов которой буддийский монах. В неволе появился излишек свободного времени. И может быть, сейчас внутри я свободнее, чем когда-либо был. Я решил: буду считать, что прохожу квест. Пусть родные не расстраиваются — папа знает, что делает. Я на самом деле сам переживаю за другого человека, который находится здесь. Ему еще хуже (имеет в виду, судя по всему, Мистрюкова, которого считают сообщником Фургала по делу об убийстве прим.автора).

 "Говорите только про себя!" — еще раз прокричал сотрудник СИЗО.

— Про себя — у меня все хорошо, насколько может быть хорошо в такой ситуации.

— Вы очень грустный, и непривычно вас таким видеть…

— Сны снятся, как я возвращаюсь в Хабаровский край и как меня встречают там. Я же вернусь когда-нибудь. Я рад, что был губернатором именно этого региона, даже несмотря на то, что произошло.

 "Это не про условия содержания", — прокричал снова сотрудник.

— Приходите почаще, вы единственное связующее звено.

— Давайте договоримся, что, если вы не выйдете к нам однажды, отказавшись от общения с ОНК, мы будем бить тревогу.

— Договорились. Я может стихи начну писать.

— К нашему следующему визиту напишите одно?

— Попробую.

А Мистрюков, к слову, снова отказался выйти к членам ОНК. При этом нам остается только верить словам сотрудников, что он в порядке. Нам его не показывают, как и записи его отказов от общения с нами, зафиксированные видеорегистратором.

В конце беседы я сказала Фургалу: "Спасибо вам. Впервые за все время в ОНК я получила столько необычных по нашим жёстким временам душевных обращений, которые меня заставили ещё больше восхищаться людьми, ещё больше гордиться страной". И он руку поднёс в блестящим глазам...

Автор: ЕВА МЕРКАЧЕВА

Смотрите полную версию на сайте >>>


Следующая новость