16 октября 2020. Михаил Дегтярёв приоткрыл завесу тайны своего детства и юности в эксклюзивном интервью заместителю генерального директора медиахолдинга "Примамедиа", руководителя ИА AmurMedia Андрею Швецову. Разговор был долгим и откровенным.
— Михаил Владимирович, сегодняшнее интервью — уже не первое с момента приезда в Хабаровский край. Но тем не менее, Ваша персона остается довольно закрытой и этим вызывает еще больший интерес. Хотелось бы немного больше личного…
— Мне кажется, я уже и так разобран по косточкам. Но это ваше право, спрашивайте.
— Начнем с истоков? Вы застали красные галстуки?
— Я, как и все, был пионером. Но не успел этим пропитаться. Мое поколение родилось в СССР, и я даже скучаю по тем временам. Первые 10 лет жизни — это СССР. Я помню все: от детсадов советских свеженьких, которые в 80-х строили и которые сейчас все в руинах... Мы будем их восстанавливать, в том числе в Хабаровском крае. Помню троллейбусы и автобусы, на которых с семи лет на тренировки по фехтованию ездил один, без родителей. Помню, как мой дед в Ульяновске в 1991-м году сидел на стуле, уставившись в телевизор, где шло "Лебединое озеро". Я тогда не очень понимал, что происходит, но по тому, как убежденный коммунист и крупный партийный работник смотрел и бормотал, я понимал, что в Москве происходит неладное. Шок, смятение. Отпечаток советского прошлого, конечно, остался, но не очень чёткий. А дальше 90-е…
— Вы можете себя причислить к "золотой молодежи" того времени?
— Вряд ли. Я неправильным подростком был, дрался "двор на двор" и "дом на дом". Думаю, в таком возрасте это нормально. Мой характер закалила улица. И Самара, и Тольятти 90-х годов были очень похожи на Хабаровск и Комсомольск. Крупные промышленные центры, где в 90-е внезапно пропала власть. Вернее, её взяли ребята буквально лет на десять старше меня тогдашнего. Мне в 1995 году было 14 лет. Я год прожил с родителями в Йемене, где в это время шла гражданская война. Отец там работал врачом. А я болтался среди арабов и освоил арабский язык.
— Кстати, а почему фехтование?
— Мама отдала. Уходил не раз. В баскетбол и большой теннис. И потом возвращался. А в 18 лет бросил. Я был уже на пике карьеры — пятым номером в списке сборной России среди юниоров, уже выиграл несколько этапов, был постоянно в "тройке" призеров. Ещё б пара соревнований — и, наверное, поехал бы на первенство мира от России. И вдруг — аппендицит. Я подумал, что это знак и пошел учиться. Но спорт вернулся в мою жизнь, в 2016 году. Спасибо Госдуме и ЛДПР.
— А что ближе по духу — баскетбол или фехтование? В первом случае вы командный игрок, во втором — лидер-одиночка…
— А в фехтовании есть командная дисциплина. Фехтуют друг за другом, каждый с каждым. Один больше в обороне силен, другой в атаке, а третий может просто удержать время. Я чаще был оборонительным фехтовальщиком, атакуют обычно те, кто пониже ростом, они быстрые в атаке. Но в обороне стоял насмерть. Меня, кстати, хабаровские фехтовальщики пригласили на бой. Скоро приедет форма из Москвы, подготовлюсь и приглашу журналистов, посмотрите, но опасаюсь, местные меня заборят.
— Про "стоял насмерть". В 22 года Вас избрали депутатом городского собрания Самары. Как собирали команду, с которой удалось победить в таком возрасте?
— Было всё просто. Я же с юности на общественной работе, и лидерство было общепризнанным, легитимным, ещё со студенчества. Выборы назначили, а у меня защита диплома. Но диплом был готов, в защите я уверен, поэтому и пошел на выборы. По подписям зарегистрировался. А выиграл я у ЛДПРовца, коммуниста, единоросса, кандидата "против всех" и еще какого-то кандидата. Я вынес с поля всех, включая действующего депутата. Имея хорошую команду и округ, где располагался мой вуз с общежитиями, где я всех знал и меня все знали. Другие жилмассивы проголосовали тоже хорошо, но голоса студентов были в моей копилке очень существенными.
— Радовались победе?
— Конечно. При этом в ту ночь у меня обворовали машину ВАЗ-2110. Украли аккумулятор, магнитолу, колонки. Я уехал в штаб, отметил с ребятами победу, приехал домой часа в четыре утра, смотрю — капот приоткрыт, заглянул в машину — а там ничего нет, только руль (смеётся).
— Как Вы можете прокомментировать события в Хабаровске в минувшую субботу?
— Ну, во-первых, нужно понимать, что мы живем в 21 веке, и в отличие от событий 20 века, любой человек сам может увидеть в Интернете то, что произошло и дать оценку происходящему. И действиям правоохранителей, и действиям митингующих. Так пусть каждый сделает выводы без "помощи зала". Я, со своей стороны, могу сказать однозначно, что каждый имеет право на выражение своего мнения, в том числе политического, но в рамках закона. Наши правоохранители — все местные. Они действуют профессионально, в соответствии с регламентами и, самое главное, в соответствии с законом. В рядах протестующих очень много провокаторов. Их не устраивает, что протест проходит мирно. Оскорбления полиции, которые видны на записях, переход на личности, угрозы и размещенные на площади Ленина палатки — ничего другого правоохранителям не остается делать, кроме того, как пресечь это.
— А как началась ваша история в ЛДПР?
— Эта чистая случайность. В 2005 году, вы не поверите, я — депутат от Единой России, но рисковый и немного авантюрный человек, напросился в поезд к Жириновскому. И доехал до Самары бесплатно. Правда, ехал неделю, так как было кольцо: Москва, Урал, Южный Урал, Оренбург, Самара, Мордовия, центральная Россия, Москва. И за эту неделю пришло решение, что надо заканчивать с ЕР и вступать в ЛДПР. Откровенно скажу: я тогда прекрасно понимал, что рядовой депутат-единоросс в толкучке дядек с большими усами-ушами-чемоданами и руководитель регионального отделения парламентской партии в 24 года, у которого везде свои депутаты и влияние — не одно и то же. Но всё не так легко оказалось, кстати. И покушение на меня было, и продавшихся местному криминалу ЛДПРовцев из офисов болгаркой выпиливал и из партии выгонял, и судебные разбирательства из-за этого в течение года были. Мои позиции в ЛДПР укрепились к концу 2006 года. А в 2007-м я возглавил список и избрался в областную думу. Госдума началась в 2011 году.
— Федеральные чиновники считают, что Вы им, как председатель комитета, спуску не давали…
— Было дело, Андрей Александрович. Держали друг друга в узде, но в рамках закона и регламента (смеётся). Если серьезно, то председатель думского комитета — это очень высокая должность по государственному протоколу. Мне приходилось взаимодействовать с министерствами спорта, экономики, Ростуризмом, Росмолодежью, Администрацией Президента… Мы, я и мой руководитель аппарата Никитин Александр Александрович, нынешний первый заместитель председателя краевого правительства, разработали и внедрили свою систему мониторинга федеральных целевых программ. Никогда за семь созывов не было практики, чтоб Госдума через отраслевые комитеты полностью контролировала стройки и освоение средств. А вообще, я считаю, авторитет не заработаешь только потому, что у тебя есть кресло в Госдуме.
— Вы требовательный руководитель?
— Вполне. Просто не перевариваю тех, кто не выполняет то, что пообещал государству. Для меня слово очень важно. Но человеком надо оставаться на любой должности. Здесь я заметил, что у некоторых с чувством юмора большие сложности, особенно у политической элиты. Не понимают шуток и всё тут. А я с юмором решаю вопросы. И работу свою по государственному управлению очень люблю.
— Нормальный адекватный человек понимает, что ответы про Соловецкий монастырь, например, были веселым стебом…
— Конечно. Я просто смеюсь над действительностью. Иначе можно с ума сойти. Недавно ходил на КВН, на Тихоокеанскую лигу. Там столько шуток было в мой адрес и адрес моего Инстаграма. Юморные ребята.
— Об Инстаграме. Аккаунты в соцсетях сами ведёте?
— Видеообращения я, конечно, сам записываю. Мой первый стрим в Хабаровске, когда я шел на работу, одни восприняли с юмором, собственно, он таким и был, а другие так, как будто сами никогда мороженого на улице не ели. Сториз иногда сам размещаю, от души. А сообщения с фотографиями и текстами делает пресс-служба, но она так и подписывается.
— Вам много понадобилось времени, чтобы принять решение по предложению Президента о назначении в Хабаровский край?
— К назначениям я всегда готов, я с давних пор себе не принадлежу и любое задание Родины готов исполнить. И в школе губернаторов, и на различных образовательных курсах — от академии Генштаба и до академии народного хозяйства при Президенте РФ — нас этому учили. Но назначение в Хабаровский край было неожиданностью. Я воспринял его с большим энтузиазмом и благодарностью Президенту Владимиру Путину, хотя знал, что здесь митинги, что мой однопартиец уехал в СИЗО.
— На откровенность не рассчитываю, но всё же… Не пожалели?
— Нет. И не пожалею, энтузиазма хватит еще на много-много лет. 21 июля сошли с трапа самолета и до сегодняшнего дня пережили многое: протестную активность (митинги), пандемию коронавируса, которая не закончилась, африканскую чуму свиней, которая выкосила вообще все поголовье. Серьезный удар в сельском хозяйстве. Пришлось огромные деньги резервировать и крестьянам выплачивать. Паводок. Пережили неготовность школ к 1 сентября, отсутствие финансов на горячее питание, их не было в середине августа в бюджете. Неготовность по некоторым позициям к отопительному сезону. От северного завоза и до текущего ремонта котельных и сетей. Заваленные стройки, риски возвратов в федеральный бюджет до 5 миллиардов рублей. В целом разбалансировка госуправления, когда в принятии решений полный хаос и вообще анархия. Дефицит бюджета, плюс выпадающие доходы. За такие вещи, которые тут некоторые товариши допускали, в других регионах людей с волчьми билетами повыгоняли к чертям из правительства.
— Насколько развита коммуникация между наукой, бизнесом, властью? Уже успели сделать вывод?
— Плохо развиты коммуникации. И следствием этого является, в том числе, и протестная активность граждан. Бизнес плохо общается с наукой, власть плохо общалась с обществом. Да и как можно работать предпринимателям в крае, если власть считала их всех за жуликов? Диалога вообще не было. Будем восстанавливать на всех этажах.
— И "Народный совет Дегтярёва" в числе этих этажей?
— Конечно. С крупным бизнесом встречаемся, с малым бизнесом, с общественностью и партиями, с учеными, с национальными общинами, с муниципалитетами. В Народный совет мы пригласили всех, даже блогеров. А чем блогер не активист, если у него есть аудитория? Кто-то собак любит, кто-то ЗОЖ занимается или фитнесом. Бьюти-блогерши, например, интересны тем, что следят за собой. И они тоже актив. Не партхозактив, когда есть президиум с начальниками, а живой, настоящий актив.
— Вам в Хабаровске нравится? Обживаетесь?
— Конечно. Мне вообще здесь все нравится. Люди, природа, погода и мое рабочее место. Месяц назад купили квартиру. Я все время на работе. Обустройством быта занимается жена.
— Родители не планируют переехать сюда?
— Им тяжело очень из Самары было уезжать. Отцу 71 год, он не мог никак переехать в Москву, а уж в Хабаровск... Они ни разу тут не были, всю жизнь пахали врачами в разных точках планеты. Батя у меня мировой очень, донской казак по крови. Самара изначально не была нам родным городом, на самом деле. Род Дегтяревых с Дона, я докопался до 1612 года. Мы казаки, дети боярские — служивые люди, которые охраняли южные рубежи. А в Самару сбежал мой дед-казак от большевиков.
— Сыновей воспитываете в строгости?
— Мальчиков воспитывать тяжело, требуется постоянное отцовское внимание. Я балую сыновей, честно говоря. Жалею потом сам, что сделал это, но как есть. А вот жена — нет, она жёсткая. А иначе как с ними справляться? В семьях на женщинах всё держится.
— Люди отличаются в Москве, Самаре, Питере и на Дальнем Востоке?
— Нет. Все мы один народ. Отличаются дальневосточники лишь тем, что живут на фронте, на форпосте державы. Это определенный менталитет, особенности характера. Более суровые люди, но при этом более душевные.