Нужно слышать и понимать проблемы людей из каждого уголка Хабаровского края, объясняет уполномоченный по правам человека в Хабаровском крае Игорь Чесницкий. С этой целью омбудсмен старается по возможности часто выезжать в отдаленные районы. О том, как происходит такая поездка и какие вопросы чаще всего задает население он рассказал главному редактору ИА AmurMedia Евгению Никитенко.
— Игорь Иванович, ваши выезды происходят на ежемесячной основе? Как выбираете, куда ехать?
— Конкретного графика нет, но стараюсь по возможности ездить как можно чаще. Иногда получается выехать в районы два и даже три раза в месяц. А бывает и один раз с трудом находишь возможность. Дальние поездки требуют определенных усилий и времени — я ведь туда отправляюсь не на день, а на неделю минимум. Учитывая определенный регламент работы уполномоченного, структуру самого аппарата, нужно понимать, что большая часть жалоб приходит в письменном виде. И их мы разбираем именно в Хабаровске. В то же время подобные поездки вроде бы отвлекают от такого "кабинетного" стиля работы. Но при этом они невероятно важны, ведь можно получить обратную связь прямо на месте, там, где люди живут, увидеть все собственными глазами. Эти встречи поднимают самые интересные, жизненные вопросы. А для меня важно приблизить свою помощь к людям, особенно тем, кто территориально очень отдален, чьи нужды тяжело услышать и понять из краевого центра.
— Как добираетесь?
— Там, где можно только авиацией, понятно, что так и приходится делать. Но вертолетом пользуюсь в крайнем случае — в большинство районов все-таки проложены автомобильные дороги, поэтому предпочитаю именно такой способ передвижения. К тому же использование автотранспорта позволяет изучить саму дорожную сеть, стать ближе к людям, которые здесь живут и в некоторых случаях страдают от отсутствия нормальных коммуникаций. Допустим, дальний переезд по грунтовой дороге. По прибытию все в пыли: и автобус, и пассажиры, при этом еще не всегда кондиционеры работают. И так можно ехать все 12 часов пути, а то и больше. В общем, когда это все на себе испытаешь, начинаешь лучше понимать проблемы того или иного района.
— А если мы говорим о поездках как о сборе обратной связи, то насколько они эффективны?
— Других более эффективных способов просто не существует. Я не просто приезжаю, запираюсь в кабинете и прием веду. Обязательно хожу по объектам, в первую очередь, социальным: больницы, школы, сады, учреждения соцзащиты. Обязательно бываю и на промышленных объектах, которые являются для какой-то территории наиболее серьезными, градообразующими. Такие поездки отчасти напоминают работу журналиста – приезжаешь, собираешь информацию.
— Меняются ли проблемы людей? Решаются ли вопросы, которые они озвучивали, условно, год назад? Приходят ли с новыми проблемами? Либо ком задач остается и добавляются новые?
— Очень правильный вопрос. Чтобы вы представили: масса рассматриваемых жалоб – несколько тысяч. Причем, на протяжении последних 10 лет статистика стабильна. Естественно, в каждом году, в каждый временной период существуют определенные особо острые вопросы именно для данного времени. Был, например, потоп в 2013 году. Он спровоцировал значительный рост жалоб в 2013 и в 2014 годах. Два года происходило разрешение различных спорных ситуаций. Люди обращались в органы власти, в том числе к уполномоченному. Я в то время еще уполномоченным не был, но смотрел статистику тех лет. И сейчас, в зависимости от территории, в зависимости от ситуации, могут быть специальные вопросы. Например, порты. Перевалка угля, глинозема. Это же специальная проблема. Она не стоит в Хабаровске. Но она остро стоит в Ванино. В Советской Гавани тоже относительно угля есть острые моменты.
— Насколько быстро проявляется эффект от действия уполномоченного? Ведь зачастую все, что можно сделать, — это обратиться в профильную инстанцию и ждать ответа от них?
— В некоторых случаях результата можно достичь очень быстро. Дело в том, что когда я езжу по нашим районам и городам, то стараюсь приемы не проводить один. Мог бы и один, конечно, но в большинстве случаев требуется дальнейшее рассмотрение обращения гражданина посредством взаимодействия с разными органами. А это означает длительную переписку, причем с несколькими инстанциями сразу. И здесь уже могут пойти искажения при пересылке запросов от одной структуры к другой. И только потом ответы приходят ко мне, я их анализирую вместе с юристами. Часто нужен второй запрос с учетом этого анализа, наших запросов и предложений. Это объемная юридическая работа.
Часть вопросов касаются бездействия или неправильных действий властей на месте. Поэтому стараюсь быть координатором, имея возможность приглашать на свои приемы не только руководителей органов местного самоуправления: глав муниципальных образований, депутатов, но и представителей государственных органов. Например, это социальная защита, здравоохранение, образование, силовые ведомства, начиная от судебных приставов, прокуратуры, МВД, иногда ФСИН России. Это может быть и пенсионный фонд, могут быть частные компании, управляющие компании. И вот сидят чиновники, заходит человек. Если его вопрос секретный, то мы разговариваем один на один. Но в целом, эти люди сидят для того, чтобы была возможность решить вопрос здесь и сейчас. По крайне мере, если не решить, то взять его в работу не посредством переписки. Если говорит начальник МВД Комсомольска-на-Амуре: "Да, я все услышал. Приходите завтра ко мне утром. Мы этот вопрос решим в течение нескольких дней", — это нормальное решение. Именно такой формат я называю эффективным, но для того, чтобы так было, необходимо, чтобы у тех органов государственной власти и местного самоуправления сам институт уполномоченного был в авторитете. Я точно знаю, что возможность скоординировать действия гражданской власти, скажем, и силовиков, практически никакие другие органы не имеют. Все основано не на том, что я попросил прийти. Идут начальники и стараются отвечать на поставленные вопросы.
— Какие проблемы района поднимались в последнюю поездку?
— Ульчский район серьезно запущен, впрочем как и вся "низовка" по Амуру. Если брать проблему в общем, то проблемы у всех амурских сел похожи. В свое время они жили сельским хозяйством, занимались лесом, работали на профильных предприятиях, например, ремонтировали маленькие корабли. Были колхозы. Но, как выяснилось, вся их экономика в капиталистическое время оказалась неэффективной, неконкурентоспособной. По сути, хоть народ до сих пор и считает, что предприятия и колхозы закрыли "враги народа", сидящие непонятно где… Но ничего упразднять и не требовалось — все это тихо умерло в конкурентной среде. В результате люди оказались один на один с той ситуацией, когда нет работы, либо она малооплачиваема, и эта зарплата совершенно не сопоставима с тратами на севере. Часть населения массово уехала в 90-е – начале 2000-х. а те, кто остался, немобильны. Им просто некуда уезжать. Нет компетенции, которая где-то была бы востребована. И они занимались браконьерством, работали в разных организациях по добыче того же леса. Часто эти организации не платили налоги, работали по черным схемам зарплаты. Эта проблема отчасти сохраняется и сейчас. При этом в большинстве сел, в том числе Ульчского района, социальные вопросы — образование, здравоохранение, культура – уже решены. Есть все необходимые учреждения. Все люди получают необходимые государственные услуги, которые по закону должны получать. Но народ приходит и говорит: "Вы нам постройте нам завод. Откройте нам мастерскую, где мы будем работать". Они все равно мыслят социалистическими критериями, что государство придет, построит комбинат, завод. И в таких случаях я объясняю, что "никто не придет так просто, по крайней мере, в ближайшее время. Это может сделать только тот самый капиталист. И он совсем необязательно должен жить в Нью-Йорке или Москве. Он вполне может жить в Сусанино. Вы и есть те самые люди, которые должны построить эти заводы. Наверное, именно вы и сделаете это, потому что это вам нужно".
Одна из озвученных проблем – отопление и газификация. Рядом проходит газопровод. Где же газ? Он в Троицкий пришел, а в маленькие деревни нет. Потому что стоят дорого газораспределительные станции. В свое время людям пообещали, кое-что даже сделали, но сейчас сроки прихода газа отодвигаются. Отчасти это обусловлено тем, что наше ЖКХ не везде готово с газом работать. Гораздо дешевле топить углем котельную. Но простым людям хотелось бы газ, потому что это универсальный удобный способ. Эти проекты нельзя сбрасывать. Вопросы задают, и это правильно. Почему в каждой деревне Калужской области газ есть? Причем его ведут из Сибири. А у нас он, возможно, под ногами, но в самом поселке нет. Не менее остро в Ульчском районе стоит энергетическая проблема, состояние дизельных электростанций в отдельных поселениях просто плачевное. В поселковых центрах частично перешли на газопоршневые станции, производят электричество за счет сжигания газа. Но в большинстве своем это все-таки дизельные электростанции, машины которых часто древние. В селе Булава, к примеру, 72-е машины производства 70-80-х годов, которые прошли уже десятки капитальных ремонтов. Под ним станины бетонные уже лопнули от старости и вибрации. А это способствует разрушению нынешних машин. А таких машин больше не выпускают. Приходится запчасти искать по городам и весям. Это приводит к большим перебоям в подаче электроэнергии.
— Я правильно понимаю, что иногда приходится объяснять людям, что государство не сделает все за них, нужно заниматься улучшением условий жизни самостоятельно?
— Я мог бы просто сидеть и говорить, что принимаю жалобы. Но уполномоченный – не бюро жалоб. У меня по любому вопросу может быть своя позиция и я готов разговаривать с людьми. Но если я знаю что-то по данной проблеме, я ее освещаю так, как вижу. Много времени посвящаю пропаганде: для чего вы сидите? Идите и занимайтесь туризмом. Не пытайтесь ходить по речке и убивать рыбу, а занимайтесь туризмом этнографическим. Он нужнее для народа. Китайский или японский турист не хочет ловить рыбу. Ему интересно ходить вокруг старинной фанзы, смотреть, как бабушка сидит, сказки рассказывает. И турист тогда готов целый день там провести, фотографировать. Он, естественно, захочет перекусить. Потом захочет отдохнуть в отеле. Вот о чем я говорю – в таком случае деньги приносит уже не рыба, а гостиничный бизнес. Я езжу по стране и вижу, в каких городах серьезно занялись туризмом. Он становится одной из главных отраслей. Современная промышленность современных технологических укладов не предполагает наличие большого количества людей. А вот в туризме можно задействовать много людей. Нужно сделать так, чтобы кто-то захотел отдать свои кровные, чтобы побывать там, пофотографировать, уехать с хорошими впечатлениями. А уж гостеприимства нам не занимать. У нас красивейшая природа, культура, история, обычаи. Мы не умеем это показывать, а надо.
— Еще два года назад в правительстве говорили, что развитию туризма мешает транспортная доступность. Отдаленные территории все же.
— Отчасти это так. А отчасти, если приезжать на один день, то это проблема. А если приезжать на неделю, то нет. Сел на пароход, которого нет сейчас, и разъезжай по всем деревням вплоть до Николаевска-на-Амуре. Там сел на самолет и отправился домой. Возможно, кто-то бы взял денег и купил судно, чтобы возить туристов. Но куда их сегодня возить?
— Вы берете на себя просветительскую функцию, агитационную. Не возмущаются ли люди на местах, что чиновник учит жизни?
— Ни в коем случае не стараюсь ничему учить. Высказывать свое мнение – да. Это не агитация, но определенная пропаганда каких-то ценностей, в том числе правовых. Правовое просвещение – одна из моих функций по закону. Это, конечно, не поучение. Люди, живущие в каком-то месте, лучше всего знают особенности. Но иногда, даже зная эти особенности, необходимо расширять горизонты, пользоваться чужим опытом. В том числе и моим.
