Наталия Толстая, новый генеральный директор Дальневосточного художественного музея (0+), сменившая на этом посту Валентину Запорожскую, — известный искусствовед, член-корреспондент Российской академии художеств, работала в Третьяковке больше двадцати лет. Начинала научным сотрудником экскурсионного отдела, стала возглавлять большие проекты. Говорит на трех языках — французском, итальянском и английским. И нет, она не потомок Льва Николаевича Толстого, но ее предки также сыграли значительную роль в истории России — она представитель тверской ветви рода Толстых, начало которого восходит к XIII веку.
И теперь этот человек возглавляет наш ДВХМ. Всколыхнется ли музей, выйдет ли на новый уровень общения со зрителем, займет ли почетное место в "музейной тусовке"? Об этом и многом другом Наталья Владимировна рассказывает в эксклюзивном интервью главному редактору ИА AmurMedia Юлии Терентьевой.
На открытии выставки "Шум". Фото: ИА AmurMedia
— Наталия Владимировна, вы человек столичный, у вас в анамнезе очень крутая история, связанная с искусством. Почему Дальневосточный художественный музе в далеком-далеком Хабаровске? Как вас сюда заманили?
— Мне сказали, что есть такая возможность, а потом я узнала, что здесь будет строиться новое здание, и это очень большой вызов. Но прежде всего заманила коллекция. Я изучила ее с помощью Госкаталога, посмотрела, что здесь есть и была восхищена.
На переезд решилась потому, что, во-первых, я очень люблю Дальний Восток. Я не очень люблю отдаленные районы Москвы, но очень люблю Дальний Восток. Вся моя жизнь в основном была сконцентрирована в пределах Третьего Кольца, но при этом я очень много путешествовала по России — каждый год в несколько новых городов, регионов.
Дальний Восток меня очень привлекал, во-первых, людьми потрясающими, которые здесь живут, во-вторых, естественной красотой, своим масштабом. Надеюсь, что масштаб деятельности будет сродни масштабам природным, которые здесь действительно поразительны.
— Как вы видите свою роль директора? Поднять статус музея в глазах посетителей, какой-то дополнительной работой. Возможно, уже начали продумывать наполнение будущего корпуса музея.
— На все вопросы я пока ответить не смогу. Наверное, смогу по ходу, так сказать, работы, потому что сейчас у меня ознакомительный период. На самом деле мне нужно взбодрить немножко коллектив. Долгое время был один руководитель и один, скажем так, образ жизни у музея. Невольно он стал такой вещью в себе. Не хватает какого-то сквозняка, чтобы вытеснить спертый воздух.
Моя задача сейчас связать ДВХМ с другими музейными институциями не только в Дальнего Востока, но и в Западной части России, в Сибири, на Урале. И мы уже начали планировать какие-то выставки, которые будем делать с ними.
Само здание историческое, но, увы, тесное. Фото: ДВХМ
— А выход на музеи стран АТР не планируете? Китай, Индия. По моим ощущениям как зрителя, львиная доля привозных выставок — западное искусство, европейское.
— Да, довольно странно иметь такого соседа как Китай под боком и не иметь в музее постоянной китайской экспозиции. Я побывала недавно на Сахалине, у них выставлено корейское декоративно-прикладное искусство, в основном фаянс.
— Корейское — имеется в виду северное и южное?
— Северокорейское, как ни странно. Меня это тоже удивило. Вообще музей это про разрыв шаблонов. И вот для меня увидеть северокорейскую, очень утонченную и красивую керамику в Сахалинском музее — это был разрыв шаблона. Потому что мы представляем себе Корею, что там все ходят строем во френчах военного образца и ничего красивого там не происходит. Но традиционная культура там сохраняется!
И вот так музей должен удивлять, и не только тем, что там привезет громкое имя, а тем, что вдруг он тебя заставляет на привычные вещи посмотреть совершенно другим взглядом.
— Если буквально говорить про отказ от шаблонов, то может ли музей выйти за свои стены? За пределы здания и при каких условиях?
— Музей, конечно, может себе позволить, но для этого в музее нужны друзья. Я мечтаю о том, чтобы у Дальневосточного художественного музея появилось общество друзей, которые могли бы поддерживать его в самых разных начинаниях.
Чтобы освободить полет мысли, нужно все-таки чуть побольше, чем государственный бюджет. Чтобы сделать выставку действительно яркую, и тем более, если выйти за стены музея, помимо доброй воли и желания сотрудников, нужна какая-то материальная база. Мы сейчас будем стараться участвовать во всех грантовых конкурсах. Но мне кажется, что Хабаровск должен гордиться своим музеем, потому что не в каждом краевом центре есть такая замечательная коллекция.
— Вам удалось уже осмотреть фонды?
— К сожалению, у нас в таком скученном виде хранятся в фондах вещи, что с ними знакомиться приходится только в электронном виде, потому что лишний раз вытягивать их из стеллажей — это подвергать их травме. Я не настолько самодур, чтобы себе это позволить. Но в электронном виде, поскольку у нас все произведения выложены в Госкаталог, я ознакомилась, и могу сказать, что не в каждом краевом или областном центре России, даже и в западной, в сибирской части есть такое разнообразие произведения искусства, которые могут проиллюстрировать всю его историю, от начала до последних явлений.
Кстати, вот с современным искусством, конечно, тоже проблема, потому что комплектование идет в основном за счет даров, и музей не может проявить свою политику комплектования в полной мере. По-хорошему, музей должен или заказывать художникам какие-либо вещи или, по крайней мере, иметь возможность выбора и покупки.
— Так, как наполнялась Третьяковка?
— Как наполнялась Третьяковка при Третьякове — это отдельное дело, потому что Третьяков имел право первого отбора на всех выставках, поэтому он и смог создать ту коллекцию, которая стала национальной жемчужиной и известна своими основными шедеврами по всей стране. Я бы сказала, по всему бывшему Советскому Союзу, потому что в каждом учебнике родной речи, на каком бы языке он ни был, все равно были там работы Иванова, Крамского, Поленова, Репина.
Этого уровня мы вряд ли достигнем, потому что там еще, помимо достаточно широких возможностей материальных, была еще очень ясно выраженная художественная воля конкретного человека. В случае, когда нужно сформировать коллекцию, один человек всегда лучше, чем коллектив. Одному нравится поп, другому попадья, третьему — свиной хрящик. Невозможно удовлетворить все вкусы. А Третьяков создал свою коллекцию, не основываясь только на том, что ему нравилось. Он покупал даже то, что ему не нравилось, но он понимал, что это должно войти в историю русского искусства, остаться, не сгинуть.
В ДВХМ есть уникальные полотна. Фото: ДВХМ
— И какие же принципами должен руководствоваться современный директор художественного музея, отбирая экспонаты в коллекцию? Нравится — не нравится, как мы выяснили, не тот критерий.
— Я бы очень хотела сейчас заняться формированием коллекции, но, к сожалению, сейчас надо заниматься совершенно другими делами. Но, думаю, что вот как раз тем, о чем говорил и думал Третьяков: это должно быть то, что имеет право остаться в истории. Очень часто говорят, что музей — это такое место, где искусство отстаивается, и через какое-то время оно войдет в историю. Сейчас время ускорилось, ускорилась вся наша жизнь и этот процесс "отстаивания" происходит на выставках. Сейчас уже лет через 10 мы понимаем: это осталось. Удельный вес этого произведения таков, что его не унесло течением времени.
— А из-за ускорения у нас не появилось слишком много наносного? Как обычному человеку понять, что вот стоит внимания, потому что останется, а вот это — преходящее? Может, стоит ходить по выставкам и музеям подготовленным?
— Что значит "подготовленным"? Прочитать биографию художника?
— Биографию, исторический контекст. Или хотя бы понимать основные направления.
— На самом деле, подготовиться к посещению музея нужно только одним единственным образом: открыть чакры восприятия. Вот и всё. Потому что торкнет вас или не торкнет, совершенно не зависит от того, сколько вы знаете. А зависит от того, насколько вы восприимчивы в данный момент. Бывает ты как бы в скорлупе находишься и ничто не может тебя тронуть. А в какой-то момент ты идешь на самый идиотский фильм, например, и начинаешь плакать. Есть настроение, есть, наконец, состояние здоровья. И поэтому единственное, что мы можем делать, это открыть чакры восприятия и быть в хорошем настроении.
Есть замечательный анекдот про то, как когда привозили Джоконду в Пушкинский музей, к ней выстраивалась очередь, как в мавзолей, люди шли друг за другом. И в очереди была Фаина Раневская. Какая-то дама, которая перед ней шла, выходит уже и говорит о Джоконде: "Что-то она на меня не произвела впечатление". Раневская отвечает: "Знаете, она стольких людей повидала, что может сама выбирать на кого производить впечатление, на кого нет".
— А в целом есть какие-то нововведения в музее?
— Да, некоторые уже получили жизнь. Во-первых, мы отменили бахилы. Это очень существенный момент, потому что я знаю, что сама терпеть не могу их надевать.
— Помилуйте, но "сабли, шпоры — беда для крашеных полов!"
— Даже в Эрмитаже уже отказались от бахил, потому что вреда от эти целлофановых пакетов гораздо больше, чем пользы. Другое дело, те старые добрые тапочки из войлока, которые одновременно натирали паркет. Но то, что придумали в качестве современной альтернативы, неудобно, очень мешает, потому что шуршит, можно поскользнуться. А во-вторых, я считаю, что это унижает человеческое достоинство. Я понимаю бахилы в больнице, где нужна абсолютная стерильная чистота. В других местах необходимости в бахилах я не вижу.
Мы, конечно, будем приветствовать людей, которые зимой будут приходить к нам, как в театр — со сменной обувью. И желательно не на каблуках, но, я думаю, что здесь не настолько хилые полы, чтобы не выдержать несколько красивых каблуков.
А еще самое главное, что мы открыли снова залы русского искусства рубежа XIX — XX века. Пересмотрели выставочные планы, решили, что этот зал никогда не будет уже убран, никогда не уступим его временным выставкам. В этом зале слишком много настоящих шедевров, снимать которые ради эстампов… Разные весовые категории все же. Для временных выставок у нас по-прежнему найдется хорошее место, но не этот зал.
— В ДВХМ сейчас проходит выставка "ШУМ" из собраний Музея изобразительных искусств Комсомольска-на-Амуре. Что будет потом? Вы уже наметили планы на предстоящий сезон?
— "ШУМ" на втором этаже, на втором же этаже выставка "Путь к шаману" и на первом этаже сейчас выставка, посвященная Великой Отечественной войне, которая была в таком маленьком размере, она немножко расширена. И вообще у нас в этом году очень много интересных проектов будет.
Будет очень любопытная выставка, посвященная 20-летию Хабаровской епархии. Будут очень интересные фотографии из жизни монастыря, изделия мастериц, которые в монастыре работают. Для меня было, например, совершенным удивлением тот уровень росписей стен, которые делает одна из монахинь. Иконы она тоже пишет. Выставка будет уже в конце октября.
Еще ряд проектов, пока я не готова назвать даты, но будут выставки, связанные с современным искусством, будут музейные выставки из музеев соседних регионов. Мы очень хотим дружить с нашими соседями, Гродековским музеем, которому в следующем году 130 лет исполнится. Мы обязательно сделаем проект в честь этого события.
— А внутри музея? Как коллектив принимает изменения?
— Я теперь уже более-менее понимаю, какие в коллективе лакуны, потому что, к сожалению, было сокращение штатов и какие-то очень нужные позиции из музея просто из штатного расписания ушли. Будем восстанавливать.
— Музей как айсберг: есть надводная часть, видимая рядовому посетителю, и есть научные глубины. Ведь задача музеев — сохранение, изучение культурных и исторических ценностей. Как в ДВХМ обстоят дела с научной частью? Хотите что-то поменять, добиться дополнительного финансирования?
— Добиться финансирования надо, честно говоря, практически на всё. И на реставрационное оборудование, и особенно на оборудование хранилищ. Я понимаю, что в последние несколько лет все живут вот этим идеей о новом музее. Но то, как хранятся произведения искусства сейчас, просто неудобно, нефункционально. И самое главное — из-за страшной тесноты можно нанести урон самой коллекции. Мы очень надеемся, что новый корпус начнет функционировать уже в 2026 года. Но важно оставшиеся годы, которые мы проведем в тесноте, все-таки были не в обиде.
Для меня сейчас основной бедой стал климат в залах, точнее, его отсутствие. И это не позволяет принимать выставки из крупных центральных музеев. Там жесткие требования. Сейчас мы должны изучить возможности установки климатического оборудования, учитывая, что это здание — памятник архитектуры и тут есть серьезные ограничения.
— А сверх задача есть?
Вывести ДВХМ на общероссийскую площадку, грубо говоря, войти с ним в музейную тусовку. Пока, и меня это удивляет, Дальневосточный художественный не звучит на российском уровне. Впрочем, как я уже говорила, это результат некоего образа жизни — были вещью в себе. Надо стать "вещью для нас".
